и «справедливость» выбирают тоже они. Легко рассуждать о чести и достоинстве, когда ты никогда не был слаб, когда никогда не перебирал помои в поисках очисток, из которых еще можно сварить похлебку, когда не стоял на коленях перед сборщиком податей, умаляя его смилостивиться и дать отсрочку, потому что денег не хватает даже на жизнь. Когда не ощущал то всепоглощающее чувство беспомощности от осознания того, что слово «сильного», одно незначительное слово, решает твою судьбу.

Люди жестоки. Люди жадны и лицемерны. Люди кичатся своей силой.

Только сильный решает, кто прав, слабый всегда остается глупым, грязным, презренным и абсолютно бесправным.

У сильных есть свои «праведные» методы, которыми слабый воспользоваться не может. Единственный шанс выжить — это играть бесчестно. «Слабость» и «бесчестье» почти синонимы в умах сильных: если ты нищий — ты, вероятно, еще и вор. Если ты украл лепешку, то, вероятно, и повозку сборщика податей можешь ограбить, а там уже и до убийства рукой подать. Мелкая тварь, выродок, как таких земля носит, что за матери рожают таких на свет?!

Да, им с матерью удалось пережить то ужасное время, но это не значит, что Ал что-то из него забыл. Он навсегда усвоил, что ты всегда не прав, если недостаточно силен.

Речи Шена, должно быть, хороши для кого-то типа Аннис — для тех, кто родился с серебряной ложкой во рту. Для тех, кто может позволить себе быть снисходительными. Ал всегда презирал это вот «снисхождение» сильнее открытой враждебности.

Шен, наверное, сказал бы, что теперь, когда Ал добился своего места в ордене заклинателей, он должен вести себя, как подобает благородному мужу, забыв о прошлых обидах. Вот только именно орден заклинателей выбил из Ала последние иллюзии о существовании «благородства» в этом мире. Ведь все бессмертные заклинатели, виденные Алом в детстве, казались благородными белыми лотосами, чуждыми грязному смертному миру. Но, попав в орден РР, он рухнул с небес на землю, осознав, что и здесь все то же самое: сильные по рождению презирают слабых, те, кто может вмешаться, ничего не делают, все ходят словно бы с закрытыми глазами и притворяются удивленными, когда кто-то из слабых, доведенный до отчаяния, ценой своей жизни дает отпор. Все эти презренные люди хлопают своими глазами и деланно-недоуменно произносят: «Как же до такого дошло?». Как же он ненавидит таких людей. Безразличие еще злее открытой враждебности.

Шен никогда, никогда, НИКОГДА не поймет, что для Ала значат «сила» и «справедливость». То, как он пришел Алу на помощь, встал на его сторону, не требуя ничего взамен, проявил участие, тронуло Ала до глубины души. Но Шен — странное исключение, лишь подтверждающее правило. И то, как оказалось, он явился из другого мира, должно быть поэтому у него такие странные взгляды на жизнь, поэтому он иногда не понимает очевидных вещей, поэтому его слова порой так наивны. Никто в этом мире не помогает людям просто так, у всего и у всех есть своя цена. Если кажется, что человек щедр — это всего лишь значит, что его выгода неочевидна, но никогда не значит, что этой выгоды нет.

Поэтому Ал не видел ничего ужасного в бесчестных методах. Это методы недостаточно сильных людей. Когда он станет достаточно силен, то сможет позволить себе быть снисходительным, милосердным и «справедливым».

Ал выдохнул, остановившись перед воротами Павильона Утешений.

Он хотел верить, что может позволить себе честную игру. Хотел верить, что достаточно силен, чтобы сразиться в открытую.

Но правда в том, что его силы никогда не было достаточно. Муан всегда опережал его по силе, статусу, всегда занимал более выигрышное положение, и даже сейчас!..

Шен сидел над старейшиной пика Славы и аккуратно, нежно, едва касаясь наносил мазь из шкатулочки на запекшиеся укусы.

Ал долго смотрел на это, прежде чем сделать вдох.

«Наш момент…» То, как Шен позвал его к себе в повозку и аккуратно наносил мазь на поврежденную руку Ала… То, одно из первых осознаний, что этот человек думает о нем. Та забота, которой были пронизаны легкие, едва ощутимые прикосновения к пораненной коже. Это то, что было только между ними.

Для Ала тот момент был не просто особенным, он был… СВЯЩЕННЫМ.

А ДЛЯ ШЕНА ОН ВООБЩЕ ХОТЬ ЧТО-ТО ЗНАЧИЛ?! Он вообще заметил, что сделал для него?!

Ал ощутил, как от ярости затряслось все его тело.

Шен почувствовал его появление и обернулся. Его губы все еще сохраняли мягкую улыбку, предназначавшуюся не Алу.

Шен приложил палец к губам, а затем поднялся, подошел к Алу и прошептал:

— Старейшина Муан уже заснул, ты тоже ложись. Отдохнем до заката, затем поедим и отправимся изучать четвертый этаж того павильона.

Ал спрятал горящий отчаянием взгляд за поклоном.

Шен решил, что он все еще злится за ту отповедь, но порадовался, что Ал вообще вернулся. Он было думал, что придется разыскивать этого норовистого главного героя по всему городу.

Старейшина пика Черного лотоса пошел за ширму, наконец готовый уделить внимание своему внешнему виду и одежде, а Ал подошел к матрацам и с затаенной злостью уставился на спящего старейшину пика Славы.

Мелкий старейшина сопел, чуть приоткрыв рот. Ал опасливо оглянулся на ширму, за которой скрылся Шен, а затем, не давая себе больше времени на сомнения, достал пилюлю и впихнул ее в рот Муана. Глотать было не обязательно — торговец сказал, что она легко растворится во рту за несколько секунд.

Глядя на то, как Муан нахмурился во сне, Ал на мгновение замер, почувствовав, как сердце больно кольнуло. Он смотрел на лицо прославленного мечника и не понимал, отчего самого его охватили такие сильные эмоции, удовлетворения среди которых не было.

Множество бутылей, баночек и пузырьков, обнаруженных на тумбочке за ширмой, заставили Шена растеряться. Кроме различного ароматного мыла, там оказалась цветочная вода, какие-то порошки и жирная резко пахнущая субстанция. Шен подумал о том, что позже непременно нужно будет заставить Муана посвятить его во все премудрости использования этих компонентов. Но сейчас мечник спал, поэтому Шен просто выбрал самое безобидное и по виду чаще всего использующееся средство.

Солнце уже садилось за горизонт, когда Шен разбудил своих юных спутников и пригласил к столу. Там уже дожидалась холодная лапша и лунные пирожные с полынью. Они были бело-голубого цвета, интересный контраст вкусов сладости и горечи создавался за счет полыни.

И Ал и Муан выглядели так, словно вообще не спали. Муан без аппетита поковырял свою порцию холодной лапши и отставил, почти не